Эмма - Страница 97

— Верное наблюдение, мистер Уэстон, очень верное. Именно это я говорила некоему господину — не будем указывать на присутствующих — в те дни, когда он ухаживал за мною и тотчас приходил в отчаянье, ежели что-нибудь шло не совсем гладко, не с тою быстротой, которая бы отвечала его чувствам, и восклицал, что при эдакой скорости нас облачат в шафранные одежды Гименея не ранее мая месяца! Чего мне стоило разгонять эти унылые мысли и добиваться, чтобы он глядел на вещи веселей! Из-за кареты — нам встретились затруднения при покупке кареты — помню, пришел однажды утром в полное отчаянье…

В этом месте она слегка закашлялась, и мистер Уэстон, воспользовавшись заминкой, перехватил нить беседы:

— Вот вы сказали — май месяц. Как раз на май месяц и велели миссис Черчилл — вернее, она сама себе велела уехать из Энскума туда, где потеплее, или, точнее говоря, в Лондон. Так что у нас есть приятная перспектива, что Фрэнк часто будет навещать нас всю весну, а лучшего времени года для этого не выбрать — почти самые длинные дни, мягкая, ласковая погода так и манит наружу, и не слишком жарко для прогулок. Когда он был здесь прошлый раз, мы тоже не сидели дома, однако погода нас не баловала — то дождь, то изморозь, как всегда в феврале, — и половины не удалось того сделать, что было задумано. Зато теперь нас ждут золотые денечки! Теперь ничто нам не испортит удовольствия, и, знаете ли, миссис Элтон, возможно, эта неопределенность встреч, это томительное предвкушение — сегодня он приедет или завтра, и в какой час — не меньшее счастье, чем само его присутствие в доме. Я правда так думаю. По-моему, все наши восторги, все воспаренья зависят более от состояния духа. Надеюсь, что вам понравится мой сын, — только прошу вас, не ждите чуда. Вообще его находят славным малым, но не рассчитывайте увидеть чудо. Миссис Уэстон к нему просто неравнодушна, что, как вы понимаете, очень меня радует. Она считает, что ему нет равных.

— И верьте слову, мистер Уэстон, я ни минуты не сомневаюсь, что также буду о нем наилучшего мнения. Я столько слышала похвал мистеру Фрэнку Черчиллу… Но в то же время будет лишь справедливо отметить, что я из числа тех, которые обо всем выносят собственное сужденье, не полагаясь слепо на других. Предупреждаю вас, что буду судить о вашем сыне, опираясь на мои личные впечатления. Я презираю лесть…

Мистер Уэстон о чем-то задумался.

— Надеюсь, — сказал он, помолчав, — что я не слишком безжалостно обрушился на бедную миссис Черчилл. Ежели она и вправду больна… Я б не желал быть к ней несправедливым, но у нее в характере есть такие черты, что снисходительным, при всем желании, быть трудно. Вам, я уверен, известно, миссис Элтон, о родственных узах, которыми я связан с их семейством. Вы не можете не знать, какому я подвергался обращенью, и виновата в этом одна она. Это ее козни. Если бы не она, то никогда бы от матери Фрэнка не отвернулись с таким пренебреженьем. Мистер Черчилл — тоже гордый человек, но его гордость ничто в сравнении с гордостью его жены. У него это мирное, безобидное свойство благовоспитанного господина, от которого никому нет вреда, и только сам он из-за этого чуточку скован и скучноват — но у нее это оскорбительное высокомерие, надменность! И, что в особенности тяжело переносить, добро бы еще имелись основанья — происхождение, знатность, — а то ведь ничего! Ничего собою не представляла, когда он на ней женился, родом — только что не из простых, но как заделалась миссис Черчилл, — ого! — так высоко занеслась, что никакому прирожденному Черчиллу не угнаться, хотя сама, по сути дела, — выскочка, и не более того.

— Подумать только! Да, это должно быть совершенно нестерпимо! Я выскочек не выношу. Кленовая Роща научила меня смотреть на людей такого сорта с содроганьем. Там по соседству живет семья, которая прямо бесит сестру и братца своим зазнайством. Когда вы описали миссис Черчилл, то передо мною мгновенно встали они. Некие Тапмены — обосновались в тех краях совсем недавно, обременены многочисленной родней в низшем кругу, а так о себе мнят, что рассчитывают быть на равной ноге с самыми уважаемыми старыми фамилиями. Всего полтора года, как поселились в Уэст-холле, и каким способом нажили состояние, тоже никому не известно. Родом из Бирмингема, а это, как вы знаете, не лучшая рекомендация. Это не ахти как обнадеживает — я всегда говорю, что «Бирмингем» звучит зловеще. И больше ничего определенного не известно об этих Тапменах, хотя предположить, верьте слову, можно многое, — а между прочим они так держатся, будто полагают себя равными мистеру Саклингу, который, к несчастью, оказался ближайшим их соседом. Невероятно обидно! Мистеру Саклингу, который проживает в Кленовой Роще уже одиннадцать лет, а до него ею владел его отец — во всяком случае, так мне кажется — я почти уверена, что покупка имения совершилась еще при старом мистере Саклинге.

Их прервали. Гостей обносили чаем, и мистер Уэстон, сказав все, что хотел сказать, воспользовался первой удобной минутой и отошел.

После чая мистер и миссис Уэстон и мистер Элтон уселись с мистером Вудхаусом за карты. Пятеро других оказались предоставлены самим себе, и ничего веселого Эмма от этого не ожидала, так как мистер Найтли казался не расположен поддерживать обший разговор, миссис Элтон жаждала вниманья к своей особе, которое никто не изъявлял склонности ей оказывать, а сама она, пребывая в некотором расстройстве чувств, предпочла бы посидеть молча.

Мистер Джон Найтли был на этот раз словоохотливее брата. Рано поутру ему предстояло уезжать, и он вскоре обратился к ней со словами: