Эмма - Страница 63

— Ну, что до этого… я не берусь…

— О, не подумайте, будто я рассчитываю получить от вас или кого-нибудь другого отчет о том, каковы были чувства мисс Фэрфакс. Этого, как я догадываюсь, кроме нее самой, не ведает ни одна живая душа. Однако ежели она продолжала играть всякий раз, как попросит мистер Диксон, то можно предположить что угодно.

— Между ними тремя, казалось мне, царило столь доброе согласие… — быстро начал он, но осекся и продолжал спокойно: — А впрочем, не скажу, каковы были в самом деле их отношения, что там скрывалось за внешней видимостью. Скажу только, что на взгляд со стороны все шло гладко. Вам, знающей мисс Фэрфакс с детских лет, лучше судить о том, что она за человек и как ей более свойственно вести себя в чрезвычайных обстоятельствах.

— Да, я знаю ее с детских лет, это верно, — мы вместе были детьми, вместе выросли, и лишь естественно предположить, что нас связывает такая дружба, что всякий раз, когда она навещает родных, мы сходимся с нею накоротке. Но ничего похожего нет. Сама не знаю, как это вышло — отчасти тут был виною, пожалуй, мой гадкий дух противоречия, мне сделалась противна девочка, которую вечно так превозносят, боготворят, и тетка, и бабушка, и все окружающие. И потом, эта ее скрытность… я никогда бы не могла привязаться к столь замкнутому существу.

— Отталкивающая черта, согласен, — сказал он. — Без сомненья, зачастую весьма удобная, но всегда неприятная. В скрытности есть надежность, но в ней отсутствует привлекательность. Невозможно полюбить скрытного человека.

— Да, покуда его скрытность в отношении вас не прекратится, и тогда он, может быть, станет привлекателен вдвойне. Но я покамест не дошла до столь крайней нужды в хорошей приятельнице, подруге, чтобы брать на себя труд преодолеть чью-то скрытность и обнаружить за нею привлекательные свойства. О дружеских отношениях между мною и мисс Фэрфакс речи быть не может. У меня нет причин думать об ней дурно — ни малейших причин, — но только эта неизменная, эта сугубая осторожность в словах и манере держаться, этот страх дать другому мало-мальски ясное понятие о ком бы то ни было невольно внушают подозрение, что ей есть что скрывать.

Он совершенно с нею согласился, и Эмме после столь долгой прогулки вместе и такого сходства в их взглядах стало казаться, будто они хорошо знакомы, и не верилось, что они видятся всего-навсего второй раз. Он оказался не совсем таков, как она ожидала, менее светским человеком в некоторых своих взглядах, в меньшей степени баловнем судьбы и, значит, оказался лучше, чем она ожидала. Требования его были более умеренны, чувства более горячи. Особенно поразили ее соображения, высказанные им о доме мистера Элтона, который, как и церковь, они, уступив его настойчивой просьбе, сходили посмотреть и в котором он, не соглашаясь с их мнением, не усмотрел больших изъянов. Нет, по его впечатлению, дом совсем недурен — не стоит жалеть человека, которому достанется такой дом. Не жалости достоин мужчина, который будет делить кров, подобный этому, с любимой женщиной. Здесь вполне хватит места, чтобы устроиться со всяческим комфортом. Болваном надобно быть, чтобы требовать большего.

Миссис Уэстон только посмеялась этому. Он не знает, что говорит. Он, который привык жить только в большом доме, никогда не задумывался о том, сколько удобств и преимуществ связано с его размерами, поэтому не ему судить о лишениях, неизбежно проистекающих от необходимости ютиться в маленьком доме. Однако Эмма про себя решила, что он отлично знает, что говорит, — что в словах его видна похвальная склонность с молодых лет зажить своим домом и жениться из достойных побуждений. Он не догадывается, может быть, какими грозами чревато для мира в семье отсутствие комнаты для экономки или скверная кладовая, зато прекрасно сознает, что не в Энскуме счастье, и когда полюбит, то не задумываясь откажется от непомерного богатства, чтобы снискать самостоятельность уже в молодые лета.

Глава 7

Назавтра лестное мнение Эммы о Фрэнке Черчилле несколько поколеблено было известием, что он уехал в Лондон, и лишь затем, чтобы подстричься. Эта прихоть внезапно взбрела ему в голову за завтраком; он послал за фаэтоном и укатил, с намерением воротиться к обеду и не имея в виду цели более уважительной, чем стрижка волос. Конечно, невелик грех проехать по такому случаю шестнадцать миль туда и обратно, но отдавал этот поступок чем-то фатовским, вздорным, что претило ей. Он не вязался с тем здравомыслием в планах, умеренностью в требованиях и даже тем бескорыстием в движениях души, которые, верилось ей, она в нем разглядела накануне. Суетное тщеславие, невоздержанность, страсть к переменам, непрестанный зуд чем-то занять себя, не важно, дурным или хорошим, неумение подумать, приятно ли это будет отцу и миссис Уэстон, безразличие к тому, как будет выглядеть такое поведение в глазах людей, — вот обвинения, которые казались ей применимы к нему теперь. Батюшка ее только назвал его фертом и новость счел презанятной, но миссис Уэстон была недовольна, как явствовало из того, что она упомянула ее вскользь и более к ней не возвращалась, уронив лишь, что «у молодых людей всегда бывают маленькие причуды».

Не считая этого единственного пятнышка, у миссис Уэстон, как убедилась Эмма, сложилось о нем за то время, что он пробыл у них, впечатление самое благоприятное. Она с готовностью отмечала, как он внимателен и мил в общении, сколько она в нем увидела черт, которые ей нравятся. Открытая, по всему казалось, натура; бесспорно живой, веселый характер; в суждениях его она не заметила ничего дурного и определенно нашла много хорошего — он отзывался с большой теплотой о дяде, охотно о нем рассказывал, утверждая, что будь он предоставлен самому себе, то лучше его не было бы в мире человека, а к тетке хоть и не обнаруживал привязанность, но все же с благодарностью вспоминал ее доброту к нему и всякий раз говорил о ней уважительно. Все это очень обнадеживало, и не было, помимо злополучной его блажи стричь волосы, других причин считать, что он не заслуживает высокой чести, которой удостоен был в ее воображении — чести пусть не любить ее, но быть во всякую минуту готовым влюбиться, когда бы не останавливало ее безразличие (ибо она по-прежнему верна оставалась своему решению никогда не выходить замуж) — чести, короче говоря, быть избранным для нее всеми их общими друзьями.