Эмма, втайне посмеиваясь, согласилась, что это ни на что не похоже, и прибавила, что ей нечего сказать в его оправдание.
— Не понимаю, — вознегодовала миссис Элтон, как и полагалось преданной супруге, — отказываюсь понимать! Поступить подобным образом — и не с кем-нибудь, а с вами! Забыть, что вы должны прийти — не верю! Мистер Э., мой друг, убеждена, что он оставил прислуге какое-то распоряженье относительно вас, иначе быть не может! На такую выходку не способен даже Найтли, хотя он и большой оригинал, а прислуга забыла передать. Верьте слову, так оно и есть, — от донуэллской прислуги вполне можно этого ожидать, я много раз замечала, сколь там распущены и нерадивы слуги. У меня бы такой, как его Гарри, недолго состоял в буфетчиках. Что же до миссис Ходжес, то наша Райт о ней очень невысокого мнения. Обещала прислать Райт рецепт пирога, да так и не удосужилась.
— Мне встретился по дороге Уильям Ларкинс, — продолжал мистер Элтон, — он сказал, что хозяина нет дома, но я не поверил… Уильям был не в духе. Говорит, что с хозяином творится что-то в последнее время, — слова путного невозможно добиться. Уж не знаю, какие у Уильяма заботы, но мне было в высшей степени важно повидаться сегодня с Найтли и для меня совсем не шутка, что мой поход по солнцепеку закончился ничем. Эмма поняла, что ей, пожалуй, надо идти домой — и поскорее. По всей вероятности, ее там ждали; может быть, мистера Найтли удастся удержать от дальнейших выпадов — если не в отношении Уильяма Ларкинса, то хотя бы в отношении мистера Элтона.
Она простилась и была рада, когда мисс Фэрфакс вызвалась проводить ее — не только до лестницы, но даже вниз, до дверей; это был удобный случай, и она поспешила им воспользоваться. — Пожалуй, к лучшему, что нам не удалось поговорить, — сказала она. — Если бы я застала вас одну, то, вероятно, вопреки хорошему тону, не удержалась бы от искушенья заговорить, расспросить, откровенно высказаться о предмете, который до меня не касается… Подозреваю, что наверняка бы позволила себе слишком многое.
— О нет! — воскликнула Джейн, краснея и смущаясь, что несравненно ей больше шло, по мненью Эммы, нежели прежняя изысканная сдержанность. — Такой опасности не было. Была другая — что я сама бы вас замучила разговорами. Ваш интерес к моим делам доставил бы мне одно лишь удовольствие… Поверьте, мисс Вудхаус, — овладев собою, — когда вы сознаете, что поступили дурно, очень дурно, то для вас чрезвычайно утешительно, если друзья ваши, которых вы более всего страшитесь потерять, не отвернулись от вас с презреньем… Теперь нет времени сказать и половины того, что… Я страстно желала бы повиниться, объясниться — быть может, в какой-то мере оправдаться перед вами. Я просто обязана это сделать. Но, к сожалению — словом, мне остается надеяться только на ваше состраданье…
— Ох, вы уж очень взыскательны к себе, даю вам слово! — горячо воскликнула Эмма, беря ее за руку. — Передо мною вам не в чем виниться, а все те, которые, может быть, вправе были этого ждать от вас, так довольны, даже счастливы за вас, что…
— Вы очень великодушны, но я-то знаю, как держалась с вами!.. Холодно, натянуто… Все время надобно было играть роль… Жизнь, построенная на обмане!.. Я знаю, что должна была внушать вам отвращенье.
— Полноте! Прошу вас. Это мне пристало приносить вам извиненья. Давайте сразу все простим друг другу. Не будем напрасно тратить время, а покончим с этим, как велит нам чувство… Надеюсь, из Виндзора приходят добрые вести?
— Очень.
— А нас, надо полагать, скоро ждет известие, что мы вас теряем — и как раз, когда сделан первый шаг к нашему сближенью!..
— Ну, об этом, конечно, рано помышлять. Я еще здесь побуду, пока меня не заберут к себе Кемпбеллы.
— Рано, может быть, решать во всех подробностях, — с улыбкою возразила Эмма, — но помышлять, простите, самое время.
Теперь ее собеседнице настала очередь улыбнуться.
— Вы правы, разумеется — да, это было уже предметом размышлений. И могу вам признаться, зная, что это дальше не пойдет, — уже решено, что жить мы будем в Энскуме, у мистера Черчилла. Глубокий траур, по крайней мере три месяца, — и, вероятно, откладывать долее не будет причин.
— Благодарю вас, благодарю! Это я и хотела услышать. Знали бы вы, как я люблю во всем определенность и ясность!.. Прощайте — нет, до свиданья!
Счастливы были друзья миссис Уэстон, узнав, что она разрешилась благополучно, а Эмма, радуясь, что она жива и здорова, ликовала еще и потому, что родилась девочка.
Исполнилось ее заветное желанье — появилась на свет мисс Уэстон. Она бы даже себе не созналась, что оно подсказано видами на будущую партию для одного из сыновей Изабеллы, но всякому доказала бы, что для отца и матери лучше, если будет дочка. Для мистера Уэстона, когда он состарится — а даже мистер Уэстон лет через десять, вероятно, состарится, — будут большим утешеньем проказы и болтовня, капризы и прихоти маленькой шалуньи, которую никуда не понадобится отправлять из родного дома; что же до миссис Уэстон — кто бы усомнился, что для такой, как она, желаннее дочка, да и жалко было бы, если б ей, прирожденной воспитательнице, не представился такой случай еще раз применить свои таланты.
— Один раз она уже попытала силы на мне, — рассуждала Эмма, — как баронесса д'Альман — на графине д'Осталис из «Аделаиды и Теодоры» мадам де Жанлис , и теперь, имея опыт, сумеет воспитать свою маленькую Аделаиду не в пример лучше.
— Иными словами, — отозвался мистер Найтли, — будет еще отчаяннее баловать, но верить при этом, что не балует вовсе. Вот и вся разница.